«Незабытые истории Победы»

Ныне приволжанин, Анатолий Иванович Бардаков родился в Мариуполе за несколько лет до войны, но она осталась в его памяти навсегда. Своими воспоминаниями поделился в рассказе, с которым стал одним из 160 победителей конкурса рассказов в народный альманах «Незабытые истории Победы». Всего на конкурс было представлено 13 тыс. работ. В своем письме автор замечает, что стал единственным победителем из Ивановской области.

Вручение победителям дипломов и самого уже изданного альманаха состоялось в Москве, но Анатолий Иванович - инвалид 2 группы, и не смог побывать на торжестве. Диплом и два экземпляра книги он получил по почте. Сегодня мы начинаем публикацию его конкурсной работы.

На фото: Анатолий Иванович Бардаков

Я, Анатолий Иванович Бардаков, родился в 1937 году в городе Мариуполе Донецкой области, на Украине. Моя семья - папа, Иван Ильич  Бардаков 1900 года рождения, мама, Наталья Филипповна Бардакова 1903 года рождения, сестра четырнадцати лет и брат девяти лет - в тридцатые годы прошлого столетия, во времена коллективизации, переехали из Курской области в Мариуполь. Здесь строился завод-гигант «Азовсталь» имени Серго Орджоникидзе. Родители устроились на этот завод на работу.

Вскоре в семье произошло пополнение: в 1937 году родился я, а в 1939-м - моя младшая сестра. В те годы  у людей была вера в прекрасное будущее, царили энтузиазм и душевный подъём. Но 22 июня 1941 года на СССР внезапно напала Германия, объявив войну. Немецкие войска стали стремительно завоёвывать города и сёла Белоруссии и Украины и продвигаться к Москве. У военкоматов начали собираться добровольцы, чтобы уйти на фронт, ушёл и мой папа. Мама и  мы, дети, плакали, а он успокаивал нас и говорил: «Мы победим! Я вернусь!»   

В этом же году, в сентябре, немцы заняли Мариуполь.

Прежде чем покинуть город, местные власти распорядились демонтировать оборудование на заводах «Азовсталь» и имени Ильича и вывезли его за Урал.  С ним уехали и работавшие там специалисты. То, что не могли вывезти с заводов, а также жизненно важные предприятия - хлебозавод, водохранилище, электростанцию и прочее - взорвали. Жители города остались без света, продуктов, воды  и тепла.  Пришлось пользоваться керосиновыми лампами, воду носить из родников и колодцев, а отапливать маленькую комнату очень  экономно, старыми запасами дров и угля.

Немцы стали наводить свои порядки. Женщин, стариков и детей старше 12 лет они заставляли выходить на работу, большую часть такой рабочей силы они посылали на разбор завалов. Рано утром уходили и мама со старшей сестрой, а меня и младшую сестрёнку закутывали во всё тёплое, что было дома, и оставляли их ждать. Когда на улице темнело, мы  начинали реветь. Было очень страшно, голодно и холодно. Тяжёлый гул бомбардировщиков наводил на всех ужас. Город начинали бомбить. Старший брат заболел и умер. Весной старшей сестре исполнилось 18 лет, и её со сверстницами и старшими девушками немцы отправили работать в Германию. Они работали на военном заводе - наполняли бомбы порохом. Подпольно организовав группу из таких же пленных девушек и женщин,  они завезли на территорию завода морской песок и этим песком наполняли бомбы, которые, когда их сбрасывали с бомбардировщиков, не взрывались.

Старшая сестра и мама от своего пайка оставляли и нам немного еды. Многие соседи, не пережив холода и голода, умерли.

Первая весна в оккупации ничего хорошего жителям города не сулила. Немцы всё больше заставляли их работать, и мама всё позже возвращалась домой. Также поздно приходили и другие работники. Дети, оставшиеся в живых, собирались во дворе. У родителей  самого старшего мальчика около дома был курятник. Кур отобрали немцы, как только вошли в город, а тот мальчик с соседскими ребятами организовал в курятнике блиндаж. Утром в зарослях двора  мальчишки находили боеприпасы, которые, видимо, бросали партизаны. Патронташи с патронами, штыки и даже лимонки. Все находки складывали в курятнике-блиндаже.  Утром, когда взрослые уходили на работу, мальчишки, пользуясь полной свободой, придумывали себе разные игры. Одной из них был фейерверк: во дворе выкапывали небольшую  ямку, старший вытаскивал из патронташа патроны, выдёргивал пули из десятка патронов, часть пороха высыпал в ямку, а из второй части пороха делал дорожку от ямки к зарослям  длиной метров пятнадцать. В ямку укладывалось также с десяток патронов с пулями.  Все ребята прятались в зарослях, а старший мальчик стёклышком от очков поджигал порох от солнечных лучей.  Он вспыхивал, и огонь по пороховой дорожке быстро бежал к ямке с порохом и патронами с пулями. Содержимое ямки воспламенялось, и пули со свистом летели в воздух. Однажды, в очередной день такого занятия, как только начали взрываться патроны, по дороге рядом с нашим двором проходил немецкий солдат.  Пули со свистом устремились в небо, солдат присел, доставая из кобуры наган и оглядываясь по сторонам.  Через несколько минут всё стихло, солдат вскочил на ноги и быстро забежал во двор, держа наган наготове. Обведя взглядом весь двор, он сосредоточился на кустах, где спрятались мы. Потом перевёл  глаза на ямку, где лежали гильзы, на почерневшую от огня дорожку, а потом на кусты. Нам стало очень страшно, мы думали, что нам пришёл конец, если немец начнёт стрелять.  Но солдат спрятал наган опять в кобуру, развернулся и вышел со двора. Каждый из нас, не проронив ни слова, поплёлся домой.

В один из выходных дней мама сказала, что сегодня мы пойдём в парк. Я и сестрёнка обрадовались, так как помнили, что когда с родителями ходили в парк, они покупали нам мороженое, а иногда и шоколад, и ситро.  Шли  к парку в хорошем настроении, но когда подошли ближе, нам стало не по себе. У входа в парк стояли виселицы, а на них висели молодые парни. Мы запросились домой, но мама приказала идти дальше. Подойдя к висевшим на виселицах парням, мы увидели, что на груди у каждого была прикреплена табличка. Мама прочитала вслух: «Я вор». И добавила в назидание нам: «Вот что бывает с теми, кто берёт чужое». Шли мы домой с опущенными головами и страхом в душе. Мама всегда воспитывала нас строго, но это зрелище осталось в памяти на всю жизнь.

Фото из архива А.И. Бардакова с подписью: «На фото моя мама, Наталья Филипповна Бардакова, старшая сестра Александра, которую немцы отправили работать в Герма'нию, я, младшая сестра Тамара и сын старшей сестры Виктор, который погиб во время службы в армии»

Немцы, когда вошли в город, оставляли автомобили, не замыкая дверцы. На сиденьях, бывало, лежали и шоколадные конфеты, и шампанское, и что-либо из одежды.  Соблазн поживиться всем этим был большой, вот и расплатились не устоявшие своими жизнями за воровство. Повесили их наглядно, в назидание другим. Ещё одной карой был расстрел жителей. Когда находили немцы убитого  немецкого солдата, то выводили жителей этого района на улицу, выстраивали их в шеренгу и каждого десятого расстреливали.  Устраивали немцы и комендантские часы, когда на улицу выходить было нельзя.

Немецких солдат и офицеров расселяли в домах и квартирах  населения города. Подселили и к нам молодого немецкого офицера, который отморозил ноги. В один из вечеров проведать его пришёл сослуживец, офицер с двумя вооружёнными солдатами. Под нашим домом был подвал. Спуститься в него можно было через люк, расположенный у входа в дом. В этот день подвал был открыт для просушки. Первым из этой тройки шёл офицер. Как только он перешагнул порог, тут же полетел в подполье. Солдаты вытащили его, он в ярости кричал: «Партизана! Партизана!» Он схватил маму за руку и поставил к стене. Солдатам он приказал снять с предохранителя автоматы. Мама успела подхватить меня и сестрёнку на руки и прокричала: «Стреляй нас троих!» Офицер отошёл. Тогда квартировавший у нас офицер что-то сказал по немецки, тройка развернулась и вышла из дома. Мама присела на том месте, где стояла, её трясло, слёзы ручьём стекали по лицу, а я и сестрёнка громко заревели. Квартировавший у нас немец посмотрел на меня и сестрёнку, а потом сказал: «Маман, Гитлер нихт гут» (плохой). Оказалось, что у него дома, в Германии, осталась молодая жена и такого же, как мы, возраста сын и дочка. Вскоре офицера увезли в госпиталь .

Над городом всё чаще стали появляться советские истребители.  Мы, мальчишки, выбегали во двор и, задрав головы, с замиранием души и с завистью смотрели, как белокрылые машины с красными звездами проносились над городом и Азовским морем. Однажды, как только появился наш Як-1, в воздухе пронеслись два немецких самолёта, «юнкерса». Советский самолёт не стал улетать, а вступил с ними в бой. Як-1 ловко уходил от фашистских самолётов, и вдруг из одного «юнкерса» вырвалось пламя, он с рёвом стал падать, приближаясь к поверхности моря, и вскоре скрылся под водой.  Як-1 снова развернулся и полетел в сторону второго фашистского самолёта. Но «юнкерс» тоже развернулся, и оба самолёта полетели навстречу друг другу. Ни один из них не стрелял. С бешеной скоростью они сближались, а потом врезались друг в друга. Прогремел оглушительный взрыв, вспыхнуло яркое пламя, и куски металла полетели во все стороны.  У наблюдавших за этой картиной вырвался  крик и выступили слёзы на глазах. Молча все разошлись по домам.

После войны я с ребятами ходил в городской парк, где над откосом, со стороны моря, стоит памятник Герою Советского Союза, отважному лётчику, погибшему в неравном бою за освобождение города Мариуполя.

Иногда мама получала из Германии письма от старшей дочери. Она перечитывала их по несколько раз со слезами на глазах и говорила: «Живая, слава богу, живая». Я и сестрёнка  боялись пошевелиться и наблюдали за ней. После освобождения пленных сестра вернулась домой. Тогда-то она и рассказала нам о том, как с другими пленными она наполняла бомбы песком. А прежде, чем уехать из Германии, работала регулировщиком на дорогах, по которым продвигались советские войска.

Советские войска стремительно освобождали город за городом. Приближались они и к Мариуполю. Немцы, чувствуя свой конец, начали взрывать восстановленные цеха на заводах «Азовсталь» и им. Ильича, а также жизненно необходимые объекты. Сжигали выборочно дома, перед этим призывая жильцов  собираться на эвакуационных пунктах для переселения в Германию. Но немцам никто не верил, и люди прятались, кто где мог. Дома оставляли с открытыми дверями и окнами, предварительно спрятав вещи в подвалах, чтобы создать картину нежилого помещения.

В один из сентябрьских  дней 1943 года мы увидели, как по нашей улице проехала машина, везя за собой бак с керосином и помпу. Немцы стали обливать горючим дома вдоль дороги и, бросая горящий факел, поджигать жильё. Незадолго до этого соседи переселились к нам в подвал. Время от времени старшие ребята поднимались по лестнице из подвала, украдкой выходили во двор, пробирались переулками ближе к поджигателям и следили за их передвижением. В этот день они уже совсем близко подъехали к нашему дому. Все, кто прятался в нашем подвале, понимали, что если подожгут дом, мы все сгорим, так как перекрытие в подвале деревянное и загорится вместе с деревянным полом. О том, что немцы с помпой и цистерной с керосином уже находятся в двух домах от нас, сообщили наблюдающие. Мама, когда мы перебирались в подвал, вместе с вещами захватила и старинные иконы Иисуса Христа и Божьей Матери. Она стала молиться, а с ней начали читать молитву  «Отче наш» и остальные прятавшиеся. И вдруг услышали через открытые окна громкое «Ура-а-а!» Старшие ребята кубарем скатились по лестнице и, задыхаясь от восторга, закричали: «Наши пришли! Наши!» Прятавшиеся в подполье стали вылезать и, осторожно приблизившись к открытым окнам, смотреть на дорогу. По ней с красным флагом в руках и автоматом на груди бежал молодой солдат, за ним ещё несколько автоматчиков. Они открыли огонь по поджигателям. Несколько немцев упали замертво, другие, убегая, начали отстреливаться. Бегущий солдат с флагом вдруг упал. Остальные освободители, увидев, что к раненому бегут старшие ребята, чтобы перенести его в дом, продолжили преследовать фашистов, уничтожая их.

С нами пряталась в подвале соседка, она работала медсестрой. Осмотрев ранение, она сказала: «Жить будет». Обработала рану водкой, которую принесли  ребята из разрушенного магазина, перевязала куском материи, оторванной от простыни. Раненого напоили чаем - добычей ребят из того же магазина. Вскоре приехала повозка, запряжённая лошадкой, и освободителя увезли в госпиталь. Мы его провожали ещё два квартала, а освобождённые благодарили и чуть не целовали руки. Через несколько дней город был освобождён полностью.

Начались опять восстановительные работы на заводах и разборка завалов разрушенных зданий. Взрослые  опять уходили на целый день на работу. Мы по-прежнему оставались одни. Голодные, я и другие ребята, вооружившись рогатками, шли охотиться на воробьёв. Для рогаток брали резину из противогазов, а снарядами служили чугунки, набитые с немецких касок. В удачный день сбивали два, три воробья, запекали на костре и делили на всех. Я никогда не ел их, мне было жалко маленьких птичек.

Во время войны и после освобождения города от фашистов главным продуктом питания жителей была тюлька. Её можно было ловить у берега моря куском марли или завязанной с одной стороны майкой. Тюльку жарили, из неё варили уху или перекручивали в мясорубке, фарш смешивали с отрубями и жарили котлеты. Продукты выдавались по карточкам. Как-то в конце месяца мама была занята по хозяйству и послала меня с карточками в магазин выкупить хлеб за несколько дней. Когда я подал продавщице карточки, она взяла их и куда-то удалилась. Через несколько минут она вернулась и, посмотрев на меня, спросила: «Тебе чего, мальчик?» Я сказал, что дал ей карточки, и она должна дать мне хлеб.  «Никаких карточек ты мне не давал», - ответила она. Я пошёл домой со слезами на глазах, но сразу появляться на глаза маме побоялся и, плача, присел на камешек недалеко от дома. Уже вечерело,  стало холодно, но домой идти я не решался. Вдруг со двора вышла мама и, увидев меня, свернувшегося в калачик, вдруг подбежала ко мне, обняла и повела домой, приговаривая: «Глупенький, ты же можешь замёрзнуть». У неё на глазах тоже выступили слезы. Накинув на меня платок, она повела меня домой.

В один из осенних дней старшие ребята решили в тайне от взрослых пойти посмотреть, что же осталось от завода «Азовсталь». Взяли они и меня. Переходить к заводу надо было по мосту. Чтобы нас никто из знакомых не увидел, решили перейти на ту сторону реки Кальмиус по теплотрассе, которая шла с завода в город. Было очень страшно, но мне надо было показать старшим ребятам, что я не боюсь, иначе в следующий раз они бы не взяли меня с собой. С определёнными трудностями мы перелезли через ограждение, установленное с обеих сторон теплотрассы, чтобы по ней никто не ходил. Возвращались тем же путём, но, когда подошли к своей улице, мальчишки предложили повернуть направо и зайти на кладбище. Там перед нами открылась ужасающая панорама. Ровными рядами на большой площади кладбища стояли чёрные чугунные кресты. Это были могилы погибших немцев. Недалеко от входа стояли два вооруженных автоматами немецких солдата и охраняли могилы. Мы немного постояли, посмотрели на эту картину и пошли назад. Солдаты взглядами проводили нас до выхода. Конечно, если бы не было охраны, местные жители, да и мы сами, каким-либо образом надругались бы над могилами. Велика была ненависть к врагу.

Наконец мама получила письмо с фронта. Когда она взяла треугольничек (такими приходили письма без марок с фронта), ей сразу бросилось в глаза, что почерк не папин. Дрожащими руками развернув листочек, она начала читать. Писала медсестра. Она сообщала, что папа лежит в военном госпитале. В одном из боёв его тяжело ранило, и ему пришлось ампутировать ногу. Резали три раза, так как гангрена охватила сначала нижнюю часть ноги, а потом распространялась всё выше. Спасти отца всё-таки удалось, но он потерял много крови и находится в тяжёлом состоянии. Чтобы он выжил, ему необходимо усиленное питание, которого в госпитале нет. «Если хотите мужа увидеть живым, то вышлите деньги на мой адрес», - писала медсестра. Она обещала поухаживать за папой и поставить его хотя бы на одну ногу.

По щекам у мамы текли слёзы, а я и сестрёнка не знали, плакать нам или нет. Утром мама взяла золотые серьги, подарок на свадьбу от родителей, вынесла на колхозный рынок и продала. В тот же день она отправила деньги на указанный адрес. Спустя несколько недель мама получила новое письмо, написанное уже рукой папы. Он писал, что не хотел беспокоить маму, так как понимал, как тяжело было растить в эти тяжёлые годы детей и пережить все тяготы, свалившиеся на её голову. Обещал, что скоро вернётся домой. Мама письмом поблагодарила медсестру, за то что она помогла папе пойти на выздоровление.

9 мая 1945 года голос Левитана по радио торжественно объявил, что фашистская Германия капитулировала и наступила победа СССР! Мама плакала, обнимая меня и сестрёнку. Из домов выбегали соседи и громко кричали: «Ура! Победа! Победа!» Радости людей не было предела. Наступила мирная жизнь. Вскоре вернулся и папа с фронта - на костылях и на одной ноге. Он был награждён многими медалями и орденом Славы третьей степени. Вернулась и старшая сестра из Германии. Папа очень болел и вскоре умер.

P. S. В 1945 году я пошёл в первый класс. Школа была недалеко от дома, и я ходил один, без сопровождения старших. В классах было холодно, и мы учились в верхней одежде. Наша учительница прошла всю войну, и уроки вела в военной шинели.

Я окончил десять классов, поступил на заочное отделение Московского машиностроительного института и пошёл работать. Работал в Укргипромезе (институт проектирования) в Мариуполе чертёжником, а по окончании института - инженером, руководителем группы. В 1976 году по вызову переехал работать руководителем проектно-сметной группы в район Крайнего Севера, в г. Мончегорск Мурманской области, на комбинат «Североникель». Выйдя на пенсию, приехал жить с семьёй в г. Плёс. Этот маленький курортный городок нам очень понравился. Сейчас пишу стихи, участвую во встречах «Поэты о Плёсе». Написанный мной и местным композитором и исполнителем «Олимпийский марш» занял на международном конкурсе, проходившем на Олимпиаде-2014 в Сочи, одно из первых мест. Он звучал и в Яндексе. Правда, я не получил от организаторов ни благодарности, ни гонорара.

За период моей трудовой деятельности получил звания «Ударник коммунистического труда», «Почётный рационализатор», «Ветеран труда». Награждён многочисленными грамотами.