Забыть нельзя, помнить
Ей 95, и она видела войну с самого начала. В её памяти хранится так много, как мало кому из нас вообще довелось пережить. На её глазах немцы вели строем советских военнопленных, а позже их самих в страшный мороз конвоировали в лагеря. Ещё ребёнком она стояла под дулом автомата. Сегодня она помнит всё, и мы будем помнить тоже.
На фото: Нина Юрьевна Горлатенко
Уезжая, мама полила цветы…
Нина Юрьевна Горлатенко в Приволжске живёт несколько лет. Сюда она переехала с мужем из Киева, когда, как сама говорит, «на Майдане начали раздавать пирожки». А в 41-м 9-летняя Нина жила в Днепродзержинске Днепропетровской области, на Украине. Она только что перешла в четвертый класс.
«Двадцать второго июня, Ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам объявили, Что началася война. Так и пишите. Так и было, - начинает свой рассказ Нина Юрьевна. – Отец, Юрий Трофимович Пархоменко, ему было на тот момент 60 лет, тогда работал мастером на заводе им. Дзержинского вместе с Брежневым, так что мы его хорошо знали, он был парторгом завода. Мама – Вера Павловна – не работала. Нас у неё было трое. Я - младшая из трёх дочерей. Всего детей было восемь, но пятеро - четверо мальчиков и девочка - умерли ещё до войны, когда был голод».
Среди взрослых тогда ходили разговоры о возможной войне, но всерьёз к этому мало кто относился. И вдруг глава семьи, вернувшись с завода, сказал, что война уже началась, и завод эвакуируют вглубь страны. Сборы были спешными. Взяли документы, одежду, постельное бельё. В закрытой квартире осталась мебель, практически все вещи, соленья, варенья. Перед выходом Вера Павловна, полив цветы, сказала: «Может быть, они сюда не дойдут? Это же не обязательно, чтобы они сюда дошли. Их разгромят, наверное, быстро, и мы скоро вернёмся…» Но никто не вернулся.
Когда поезд подходил к Донецку, началась бомбёжка, и бомбы летели прямо на эшелон. Все выскочили из вагонов, стали прятаться под деревьями. Пархоменко после этого остались с одним небольшим чемоданом на пятерых. Ехать дальше было не на чем, а долгий пеший путь стал бы тяжёлым испытанием для Нины и её слабой здоровьем мамы. Вдруг показались подводы. Они двигались в противоположном направлении, в Харьков, но как раз в Харьковской области, в деревне Батюшки Близнецовского района, жили родственники Веры Павловны. Когда Пархоменко добрались до родни, им выделили комнатку. И снова семья думала, что скоро домой, но кругом уже шла война.
«Не бойся, Бог нас спасёт»
«Там было очень тяжело жить. У нас не было денег, ничего не было. И перед войной недавно был голод, когда люди хоронили своих детей. К началу войны ещё и не начали нормально жить, - говорит Нина Юрьевна. – И когда в Близнецах разбомбили крупоружку (мукомольный завод - прим. автора) и завод, на котором производили подсолнечное масло, люди ринулись туда, чтобы хоть что-то себе взять, потому что магазины тогда все закрылись, колхозы не работали. В это же время была разбита и цистерна со спиртом. И я помню, как мужики побросали продукты и пошли к этой цистерне, а потом пьяные возвращались в деревню. А немцы ехали мимо на мотоциклах, на машинах и не стали стрелять, а хохотали».
Батюшки находились в двух с небольшим километрах от Близнецов, и Нина ходила туда с мамой к её брату за фруктами – он держал большой сад. «Один раз было очень страшно, - вспоминает Нина Юрьевна. - Мы возвращались из Близнецов и увидели на дороге убитых людей. Я спрашиваю, мама, что это такое, почему люди лежат? И тут из-за поворота показались трое полицейских верхом – в форме, с автоматами. Тогда мама сказала, что нам тоже сейчас придёт конец. Но она была очень набожная, и поэтому еще сказала: «Доцю, молись». Страшно было очень.
Когда полицейские поравнялись с нами, один из них спросил: «Этих тоже?» Мама тихо говорит: «Ну, всё». А я отвечаю, не бойся, мы же молимся, Бог нас спасёт».
Полицейские начали спорить. Двое молодых готовы были стрелять, старший не давал. Маленькая Нина слышала их разговор: «Да вы шо, хлопци, тут же дытина. - Ну и шо ж, шо дытина. - Я вам приказываю, не трогайте!» И они проехали мимо.
«После этого я так поверила в Бога, что хотя и была пионеркой, комсомолкой, коммунисткой, всё равно ходила в церковь. Этого уже никто от меня не забрал», - говорит Нина Юрьевна. Самыми же страшными ей запомнились не полицаи, не обычные немцы - солдаты и офицеры, а гестаповцы. Они иногда останавливались в деревне на несколько дней. Выбирали себе дом, выгоняли хозяев, которые на время рыли себе землянку. И даже ребёнку было видно, что людьми местных жителей гестаповцы не считают.
Близнецовский район за годы войны не раз занимали то немцы, то советские войска. Когда выгоняли немцев, сразу начинали строиться, насколько это было возможно, налаживали работу местных производств. Тогда глава семейства Пархоменко участвовал в строительных работах. Но всё это продолжалось недолго, а при немцах работы опять не было. Люди жили только тем, что собирали по полям. «Помню, папа сделал крупоружку (подобие ручной мельницы – прим. автора) - где-то достал два кусочка железа, набил гвоздики, и мы кукурузку мололи и таким образом выживали. Очень было голодно, холодно, ужасно было», - вспоминает Нина Юрьевна.
В какой-то момент семья Пархоменко переселилась в Близнецы. Первое время жили в сарае, где родственники держали свиней. В доме места не нашлось – две комнаты занимали хозяин с хозяйкой и их шестеро детей. Позже было получено разрешение занять пустовавший разбитый дом. Юрий Трофимович подремонтировал стены, и получилась комната, которую разделили пополам. В ней и жили до конца войны.
«Это мой брат, это мой сын...»
Хорошо помнит Нина Юрьевна 9 мая 1945 года. Тогда эта дата ещё не была официальным праздником и не писалась с большой буквы, но никогда больше такое множество людей не испытывало столь сильных эмоций одновременно.
«Все радовались, собирались на площади, у поезда, встречали наших с цветами. Из вагонов выходили солдатики, танцевали с девушками. Это была такая радость, это было такое счастье, что вы даже не можете себе представить! И слёзы, и поцелуи, и объятья! Все радовались, а я плакала крупными слезами. Села где-то рядышком, слушала, что говорят, а сама плакала. Я оплакивала тех военных, которых немцы убили у нас на глазах, - говорит Нина Юрьевна. - Была весна, помню, когда гнали наших солдат. И ничего не боялись деревенские женщины, бросались на любого, кто попадался. Они кричали: «Пан, отдай, это мой брат, это мой сын, это мой отец». Особенно Кылына, как её называли. Она была такая боевая! Выручила, наверное, человека три или четыре за один раз. Бросалась и отдавала немцам последнее, что у неё было: из-под фартука вынимала то кусочек сала, то что-то ещё. И человек десять-пятнадцать так удавалось женщинам забрать. А у нас даже нечего было дать. Кукурузу ж не дашь, лепешку не дашь, подсолнухи не дашь. А мы питались практически только кукурузой и подсолнухами».
Торг с немцами завершался, когда подходили офицеры. Они разгоняли женщин, а военнопленных, которые больше не могли идти, расстреливали. Убитых хоронили в посадке вдоль дороги, их-то и оплакивала Нина 9 мая 45-го. На это место она с местными ребятишками не раз носила цветы. А через много лет, отправившись в те места, везла с собой цветы, чтобы положить на могилу мамы, умершей вскоре после войны. И здесь, возле этой посадки, где когда-то на её глазах были расстреляны наши солдаты, Нина Юрьевна разделила букет.
Ближе к концу войны видела она и другое. Стояла зима. Морозная, и такая снежная, что поутру люди выбирались из домов через печные трубы. «Это была страшная зима, - вспоминает моя собеседница, - а немцы не имели зимней формы, только летнюю без подкладки. И вот их гнали через наше селение в лагеря. Пуговицы оборваны, на головах поверх пилоток - подштанники, трусы, на шеях - какие-то женские рубашки. Обуты они были в лёгкие ботиночки. Шли страшные, побитые, как собаки, несчастные, с протянутой рукой. И знаете, что? Находились те, кому их было жалко, но мне было их не жалко. И люди говорили: «На Украину, на Россию ни лэзьте. Через тэ получитэ ещэ. Уже получитэ так, шо быльшэ ни встанэтэ».
После войны отец занялся строительством, старшая сестра работала бухгалтером, но прожила недолго - её за-брала болезнь. О судьбе средней сестры ничего не знали - вместе с другими девушками немцы угнали её в Германию. Позже она вернулась. Мама ещё была жива. Нина же окончила школу в Близнецах и поступила в Харьковский юридический институт.
Учиться, несмотря ни на что
«Время было голодное, одеться не во что было, голые, босые, простоволосые. А надо было строиться, восстанавливать страну, и люди за работу получали мелочь. Всё было брошено на стройку. И мы терпели, и никогда не говорили, что вот зачем это делается, мы голодные-холодные. Когда я слышу сейчас жалобы «ой, мало получаем», сразу отвечаю - не говорите глупостей. Живете шикарно, у каждого машина, а то и по две, и нельзя так говорить. Вот я студенткой была, что я кушала? Мама умерла, не садили огород, стипендия маленькая. А один раз за всё время получила тройку и полгода была без стипендии. Кушала один огурец и суп с одной-двумя картошинами. Когда мамочка была жива, она мне передавала картошку, а когда умерла, уже никто со мной не носился, у каждого своя жизнь», - рассказывает Нина Юрьевна.
Те полгода обернулись для Нины большой бедой, но выстоять помогла квартирная хозяйка - одинокая женщина, которая работала дворником. Квартирантку свою звала дочечкой, делилась последним куском хлеба. «Иначе я могла бы учёбу бросить, потому что невозможно было выживать. Спасибо Марфе Петровне, царствие ей небесное», - со слезами в голосе произносит Нина Юрьевна.
Встреча с судьбой
Однажды, ещё будучи студенткой, Нина пошла с подругой Галей на танцы в Дом офицеров. Билеты продавали только тем, кто пришел с офицером, а у девушек таких знакомых не оказалось. Но пока они раздумывали, что делать дальше, офицеры нашлись сами и предложили девчатам помощь. Потом приглашали танцевать и хотели проводить домой, но у Нины и Гали произошла заминка в гардеробе - долго не могли найти пальто. Из-за этого девушки и их кавалеры потеряли друг друга, и знакомство на этом закончилось. Казалось, что закончилось. Через год Нина снова оказалась в том танцевальном зале, и её Юра был там. Сказал, что теперь никуда одну не отпустит, и пальто возьмёт сам. «Больше вы от меня не удерёте, даже не рассчитывайте!» - «пригрозил» он. А она и не собиралась. И, окончив институт, поменяла фамилию - стала Горлатенко.
Молодожёны уехали в Ленинград, где Юрий продолжил учёбу в Ленинградской военно-воздушной академии им. Можайского. Потом его направили в Польшу на пять лет, но через два года (это было при Хрущёве) советские войска оттуда спешно вывели. Немного пожили в Прибалтике, затем в Калининграде, после чего последовал перевод в Среднюю Азию. Долго служили в Новосибирске, откуда перевелись в Грузию. Нина Юрьевна в Новосибирске работала следователем, после ушла в адвокатуру. В Средней Азии была членом городского суда, в Грузии состояла в Президиуме республиканской коллегии адвокатов.
Когда Юрий Иванович вышел в отставку, приняли решение вернуться на Украину. Нет, не в родительскую квартиру - её давно заняли чужие люди. Обосновались в Киеве, но когда грянул Майдан, решили, что тут делать больше нечего.
На фото: Юрий Иванович Горлатенко
Приволжск
Планировали отправиться в Новосибирск, где раньше успели обзавестись множеством знакомых, и где живёт сейчас сын Анатолий с супругой. У Анатолия трое детей, уже есть внуки. Он окончил военно-политическое училище, прошел Афганистан, был ранен и получил инвалидность. Его старший сын Игорь тоже военный, служил в Сирии. Но в Новосибирск поехать не получилось - Юрию Ивановичу врачи запретили резкую смену климата, поэтому супруги Горлатенко купили квартиру в Приволжске, где уже давно обосновалась семья сына Владимира. Он также пошёл по стопам отца, окончив артиллерийское училище и став офицером. Служил на Кушке, участвуя в перевозке вооружения в Афганистан, в Чехословакии, откуда его перевели в Приволжский военкомат. Здесь вышел в отставку. Он и его супруга Валентина, долгое время занимавшая должность директора школы, также уже стали дедушкой и бабушкой. «При переезде они нас хорошо приняли и очень мне помогают», - с благодарностью говорит Нина Юрьевна.
Несмотря на следование советам врачей, Юрий Иванович прожил после переезда только три года. Во время войны он, подростком, работал на военном заводе, позже его отправили на фронт, где он пробыл четыре месяца - до окончания войны. Получил звание полковника и статус участника войны. Но в России, как объясняет Нина Юрьевна, закон был несколько иным - чтобы считаться участником войны, требовалось шесть месяцев службы, и здесь этот статус с её супруга сняли. По той же причине понизили в звании до подполковника. Юрий Иванович очень из-за этого переживал, что, конечно, не шло на пользу здоровью. До сих пор переживает и Нина Юрьевна, а мужа вспоминает с особой теплотой.
А ещё вспоминает о своей сестре Нине, которую не видела и не знала - та Нина умерла до её рождения. А имя осталось. «В честь её назвали меня. Наверное, Богу было угодно, чтобы я жила за двоих», - убеждена моя собеседница. Несмотря на возраст, она красива, она располагает к себе с первой минуты знакомства. И дело не только во внешности. Нина Юрьевна - участница войны, подростком работавшая на колхозных полях, пережила послевоенные годы, вырастила двоих сыновей, сохранив юной душу. Она светится в её глазах, звенит в её голосе. Обретённые мудрость и сила характера помогают не терять теплоту улыбки и хранить память о главном. Мы будем хранить её тоже.
PS. На днях Глава района вручила Н.Ю. Горлатенко медаль «80 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Это уже вторая награда, полученная Ниной Юрьевной в честь юбилея Победы.
Материал подготовила
Ю. Татакина
