Живопись и поэзия: Левитан и Пушкин

30 августа, ровно в 15.00, двери музея Левитана в  г. Плёсе распахнулись, чтобы туда могли прийти все желающие, почитатели таланта художника, патриоты города, поддерживающие его культурные традиции, для того чтобы в очередной раз отметить день рождения великого живописца. Так происходит ежегодно, но каждый раз придумывается своя тема, позволяющая взглянуть на творчество Исаака Ильича с какой-то новой стороны, узнать о нём что-то доселе неизвестное, или задуматься над, казалось бы, давно знакомым фактом.

Но это всегда праздник. В одном из журналов нам удалось найти такое описание этого дня, сделанное Ольгой Викторовной Наседкиной, главным научным сотрудником музея Левитана (сейчас на заслуженном отдыхе, этот человек отдал этому музее более 40 лет жизни).: «Музейные праздники в день рождения художника стали традиционными. 30 августа в три часа дня двери музея открываются для посетителей. На полу стоят цветы в глиняных крынках, как любил Исаак Ильич, звучат стихи, романсы. Музей получает подарки. Кто-то приносит целую корзину яблок, кто-то — домашние пироги. Здесь каждый может почувствовать себя именинником. На празднование дня рождения Левитана из Москвы и Парижа   приезжают его родственники — потомки сестры Терезы, по мужу Бирчанской». Конечно, приезд родственников – это дело давнее, а вот настроение праздника – оно из года в год одинаковое: приподнятое, и даже почти высокое: гости осознают свою сопричастность к частичке истории России под именем Левитан.

В этот раз устроители мероприятия, сотрудники Плёсского музея-заповедника, решили соединить творчество Левитана с поэзией Пушкина. И это было сделано не случайно: в 2024-м году отмечалось 225-летие со дня рождения А.С. Пушкина. Исааку Ильичу отмечалось 164 года. Возможно, на первый взгляд такие параллели показались бы кому-то странными, но, как выяснилось, они существуют, причём проведены они уже достаточно давно. О Левитане как поэте живописи говорили ещё Фёдор Шаляпин и Антон Чехов. Позже, Климент Тимирязев, исследователь фотосинтеза растений, известный учёный, произнёс буквально следующее: «Левитан – это Пушкин русского пейзажа». С тех пор прошло много лет, но это сравнение осталось непревзойдённым по точности высказывания и своей сути. Оба этих гениальных человека одинаково глубоко чувствовали и любили русскую природу и воспринимали её как олицетворение души, каждый своими творческими средствами «опечаловался» или «сорадовался» (по словам Николая Карамзина) с русской природой. В этом газетном материале мы не будем искать другие совпадения, наблюдающиеся у этих двух великих людей (а то, что они были, это бесспорно, взять к примеру, их такие черты характера, как импульсивность и впечатлительность, или многочисленность любовных историй того и другого).
Приведём теперь примеры их созвучия, касающиеся отношения к природе. Итак.

История с русалкой у омута

Однажды Левитан, находясь в поиске интересной натуры, будучи в поместье баронессы Анны Николаевны Вульф, наткнулся на завораживающий своей таинственностью омут, то была запруда на реке Тьме. Хозяйка усадьбы рассказала художнику, что когда-то здесь бывал Пушкин и ему рассказали историю о том, как в этом омуте утопилась дочка мельника – барин отправил её возлюбленного в солдаты; девица была беременна, рекрутчина тогда длилась долго. Пушкина история впечатлила настолько, что он создал по её мотивам неоконченную драму «Русалка». Левитан не менее впечатлился тем, что находится в месте, где бывал сам Пушкин, и где когда-то разыгралась трагедия. Художнику даже показали сохранившийся «с тех времён» мельничный жернов… Конечно, это «место погибели» заворожило Левитана. Кувшинниковой он сказал: «У каждого в жизни был свой омут!..» Свою картину, которую он написал тут, он так и назвал «У омута».

Над озером, в глухих дубровах,
Спасался некогда монах,
Всегда в занятиях суровых,
В посте, молитве и трудах.
Уже лопаткою смиренной
Себе могилу старец рыл —
И лишь о смерти вожделенной
Святых угодников молил.
Однажды летом у порогу
Поникшей хижины своей
Анахорет молился богу.
Дубравы делались черней;
Туман над озером дымился,
И красный месяц в облаках
Тихонько по небу катился.
На воды стал глядеть монах.
Глядит, невольно страха полный;
Не может сам себя понять…
И видит: закипели волны
И присмирели вдруг опять…
И вдруг… легка, как тень ночная,
Бела, как ранний снег холмов,
Выходит женщина нагая
И молча села у брегов.
Глядит на старого монаха
И чешет влажные власы.
Святой монах дрожит со страха
И смотрит на ее красы.
Она манит его рукою,
Кивает быстро головой…
И вдруг — падучею звездою —
Под сонной скрылася волной.
Всю ночь не спал старик угрюмый
И не молился целый день —
Перед собой с невольной думой
Все видел чудной девы тень.
Дубравы вновь оделись тьмою;
Пошла по облакам луна,
И снова дева над водою
Сидит, прелестна и бледна.
Глядит, кивает головою,
Целует издали шутя,
Играет, плещется волною,
Хохочет, плачет, как дитя,
Зовет монаха, нежно стонет…
«Монах, монах! Ко мне, ко мне!..»
И вдруг в волнах
прозрачных тонет;
И все в глубокой тишине.
На третий день
отшельник страстный
Близ очарованных брегов
Сидел и девы ждал прекрасной,
А тень ложилась средь дубров…
Заря прогнала тьму ночную:
Монаха не нашли нигде,
И только бороду седую
Мальчишки видели в воде.